В отличие от Германии, их имена не то что не стали именем нарицательным, но даже по-настоящему эти люди не были осуждены, а их «работа» считалась простой службой на благо НКВД/МГБ, а значит – и всей страны.Один из таких советских экспериментаторов-садистов — Григорий Моисеевич Майрановский.Григорий Майрановский (1899-1964), обучался в Тифлисском университете и потом во 2-м Московском медицинском институте, который окончил в 1923 году. С1928 года был аспирантом, научным и старшим научным сотрудником Биохимического института им. А.Н.Баха, а в 1933-1935 годах руководил токсикологическим отделом того же института; в 1934-м назначен заместителем директора института. В 1935 году Майрановский перешел во Всесоюзный институт экспериментальной медицины (ВИЭМ), где по 1937 год заведовал секретной токсикологической спецлабораторией.
В 1938-1940 годах он был старшим научным сотрудником отдела патологии терапии ОВ (отравляющих веществ) и одновременно начал работать в системе НКВД. С 1940 года до момента ареста (13 декабря 1951 года) Майрановский целиком отдавал себя работе в «лаборатории смерти», стал полковником госбезопасности, доктором медицинских наук, профессором.(Григорий Майрановский)Работа лаборатории Майрановского определялась Положением, утвержденным правительством, и приказами по НКВД-МГБ. Непосредственно её работу курировал министр госбезопасности или его первый заместитель. За время существования этого засекреченного объекта у него было несколько названий: Лаборатория №1, Лаборатория №12, Лаборатория X, Камера. Основная цель лаборатории состояла в поиске ядов, которые нельзя было бы идентифицировать при вскрытии. Яды и способы их применения испытывались на заключённых.Лаборатория размещалась в угловом доме по Варсонофьевскому переулку, где было отгорожено пять отсеков, на дверях которых были смотровые глазки. Действие каждого препарата, как правило, опробовалось на 10 «подопытных». За мучениями жертв, не умерших сразу, экспериментаторы наблюдали в течение 10-14 дней, после чего их добивали. В конце концов был найден яд с требуемыми свойствами — «К-2» (карбиламинхолинхлорид), который убивал жертву быстро и не оставлял следов. Для проверки надежности яда К-2 была проведена «независимая экспертиза»: труп одного из отравленных этим ядом был доставлен в морг института им. Склифосовского, и там патологоанатомы произвели обычное вскрытие. Диагноз ничего не подозревающих врачей был однозначный: человек умер от острой сердечной недостаточности.В 1942 году Майрановский обнаружил, что под влиянием определённых доз рицина «подопытный» начинает исключительно откровенно говорить, и получил одобрение руководства НКВД-НКГБ на работу по «проблеме откровенности» на допросах. Два года ушло на эксперименты по получению «откровенных» и «правдивых» показаний на допросах под влиянием медикаментов. Допросы с использованием медикаментов проводились не только в лаборатории, но и в тюрьмах Лубянки №1 и №2. Оценивались и способы введения ядов в организм жертвы. Сначала яды подмешивались к пище или воде, давались под видом «лекарств» до и после еды или вводились с помощью инъекций. Было опробовано и введение яда через кожу — ее обрызгивали или смачивали ядовитыми растворами.
Проверялась возможность использования колющей трости и стреляющей авторучки.Из доклада старшего следователя МГБ Молчанова в Прокуратуру СССР в 1953 году следует, что по заданию Берии «Майрановский до конца 1949 года занимался разработкой вопроса об отравлении пылеобразными ядовитыми веществами через вдыхаемый воздух». Трудно назвать общее число жертв экспериментов врача-садиста с ядами, проводимых в лаборатории; разные источники называют цифры от 150 до 300 человек. По утверждению полковника КГБ Владимира Бобренева, имевшего доступ к следственным делам Берии, Судоплатова и Майрановского, часть жертв составляли уголовники, но большую часть — проходившие по статье 58. Среди жертв также были немецкие и японские военнопленные, польские граждане, корейцы и китайцы.Бобренев указывает, что по меньшей мере четверо немецких военнопленных в 1944 году, а в конце 1945 года ещё трое немецких граждан были «использованы» для экспериментов.
Последние трое были антифашистами-политэмигрантами, бежавшими из нацистской Германии; они умерли через 15 секунд после летальных инъекций. Тела двух жертв были кремированы, третье тело было доставлено в институт скорой помощи им. Склифосовского. Патологоанатомическое вскрытие показало, что покойный умер от паралича сердца; следов яда патологоанатомы не нашли. Японские военнопленные, офицеры и рядовые, а также арестованные японские дипломаты использовались в экспериментах по «проблеме откровенности».Судоплатов позднее писал: «Проверка, проведённая еще при Сталине, после ареста Майрановского, а затем при Хрущеве в 1960 году в целях антисталинских разоблачений показала, что Майрановский и сотрудники его группы в 1937-1947 годах и в 1950 году привлекались для приведения в исполнение смертных приговоров и ликвидации неугодных лиц по прямому решению правительства, используя для этого яды».
Судоплатов в своих мемуарах заявлял, что ему известно о четырех фактах ликвидации «опасных врагов» Советского государства, в которых принимал участие Майрановский. В этих операциях участвовал и сам Судоплатов. Это были А.Я. Шумский — один из руководителей украинского националистического движения, Теодор Ромжа — архиепископ украинской униатской церкви в Ужгороде, Самет — польский еврей, установивший контакты с англичанами и намеревавшийся эмигрировать в Палестину, и Исайя Оггинс — американский гражданин, исполнявший задания НКВД за рубежом и арестованный по подозрению в двойной игре. Судоплатов высказывает предположение, что Майрановский мог быть использован также и в ликвидации Рауля Валленберга. Он пишет: «Валленберг был переведён в спецкамеру «Лаборатории-Х», где ему сделали смертельную инъекцию под видом лечения.
Медслужба тюрьмы не имела ни малейшего представления об этом, и его смерть была констатирована в обычном порядке. Однако министр госбезопасности Абакумов, очевидно, осведомленный о подлинной причине смерти Валленберга, запретил вскрытие тела и приказал кремировать его».Судоплатов также упоминает о других случаях, когда спецагент Эйтингон (который свободно говорил на нескольких языках) приглашал иностранцев на специальные квартиры МГБ в Москве, где их ждал с «осмотром» «доктор» Майрановский. Судоплатов повторял, что всё это происходило по прямому указанию высшего руководства ВКП(б) и членов правительства.Известны имена сотрудников лаборатории: это помощник Майрановского А.Григорович, химик В.Щеголев, руководитель бактериологической группы профессор (с 1948 года академик ВАСХНИЛ) С.Муромцев, фармацевт В.Наумов, Кирильцева, Маг, Дмитриев, Емельянов, Щеглов. Сотрудники МГБ М.Филимонов, Н.Эйтингон и Ф.Осинкин присутствовали при экспериментах и участвовали в них. К постановке экспериментов привлекались также учёные — заключенные Аничков и Горский.«Специфика» работы лаборатории «давала свои плоды»: Филимонов начал серьезно пить после 10 «экспериментов», а Муромцев не смог продолжать работу после 15 «опытов».
В своём прошении о реабилитации, посланном на имя генерального секретаря ЦК КПСС, Майрановский писал, что из-за стресса сотрудники Щеголев и Щеглов покончили жизнь самоубийством, Филимонов, Григорович и Емельянов превратились в алкоголиков или заболели психически, а Дмитриев и Маг стали неработоспособны.После окончания войны Майрановский и два других сотрудника лаборатории были командированы в Германию для розыска немецких специалистов по ядам, экспериментировавших на людях. Однако достижения нацистских учёных в этой области оказались более скромными, чем у советских. В 1946-м, после ухода с поста заведующего лабораторией, Майрановский под руководством Судоплатова и Эйтингона стал «трудиться» в «Управлении спецопераций» в качестве палача, орудием убийства у которого были яды. В 1951 году Майрановский вместе с Эйтингоном, Райхманом, Матусовым и А.Свердловым (сыном Якова Свердлова) были арестованы и обвинены в незаконном хранении ядов, а также в том, что они являются участниками сионистского заговора с целью захвата власти и уничтожения руководителей государства, включая Сталина.
Следователям удалось выбить необходимые признания у Майрановского (он отказался от них в 1958 году) и у заместителя начальника секретариата Абакумова — Бровермана. Сам Майрановский на допросах 6 и 7 августа 1953 года подробно рассказал, какие яды он испытывал на заключённых. В списке полтора десятка наименований, от неорганических соединений мышьяка и таллия, цианистых калия и натрия до сложных органических веществ: колхицина, дигитоксина, аконитина, стрихнина и природного яда — кураре.Как увлечённый естествоиспытатель, Майрановский не мог не поделиться со следователем «своими открытиями» и впечатлениями. Он подробно рассказывал о картине отравления тем или иным ядом. Например, о том, что наиболее мучительной была смерть от аконитина, которым он отравил десять человек: «Должен сказать, что мне самому становится жутко, когда я вспоминаю всё это».
Ему был задан вопрос и об опытах с отравленными пулями. При таких опытах в подвале присутствовали Майрановский, Филимонов, Григорович, Блохин (сталинский палач-рекордсмен) и его работники из спецгруппы. Применялись облегчённые пули, внутри которых был аконитин: «В Варсанофьевском переулке, в верхней камере мы проделали опыты, кажется, на трёх человеках. Потом эти опыты проводились в подвале, где приводились приговоры в исполнение, в том же здании Варсанофьевского переулка. Здесь было проведено опытов над десятью людьми. Производились выстрелы в «неубойные» места разрывными пулями. Смерть наступала в промежуток от 15 минут до часа, в зависимости от того, куда попала пуля. Стреляли в «подопытных» Филимонов или кто-либо из спецгруппы.
Все случаи при применении отравленных пуль кончались смертью, хотя я вспоминаю один случай, когда подопытного достреливали работники спецгруппы. И был случай, когда пуля остановилась у кости, и подопытный её вытащил». Майрановский вспомнил также об опытах с отравленной ядом подушкой, что вызывало сон, и о том, как подопытным давали большие дозы снотворного, что приводило к смерти.Его дело рассматривалось Особым совещанием при министре госбезопасности. Майрановского приговорили к 10 годам лишения свободы за незаконное хранение ядов и злоупотребление служебным положением. Срок наказания он отбывал во Владимирской тюрьме.
По иронии судьбы в той же тюрьме содержался и нацистский коллега Майрановского, один из самых страшных врачей-экспериментаторов Освенцима Карл Клауберг. Вместе с другими военнопленными он был освобожден в 1955 году, вернулся в Германию, где открыл собственную врачебную практику. Он не только не скрывал своего участия в «медицинских» экспериментах по стерилизации женщин в Освенциме, но даже широко рекламировал их. Он был вновь арестован и в 1957 году умер в Киевской тюрьме, ожидая нового процесса.Находясь в тюрьме, Майрановский боролся за своё освобождение и написал несколько писем на имя министра госбезопасности С.Игнатьева, а позднее — Берии. В феврале 1953 года он писал Берии: «Я обращаюсь к Вашему великодушию: простите совершенные мною преступные ошибки. У меня есть предложения по использованию некоторых новых веществ: как снотворного, так и смертельного действия; в осуществление этой вполне правильной Вашей установки, данной мне, что наша техника применения наших средств в пищевых продуктах и напитках устарела и что необходимо искать новые пути воздействия через вдыхаемый воздух.
Мы яды давали через пищу, различные напитки, вводили яды при помощи уколов шприцем, тростью, ручкой и других колющих, специально оборудованных предметов. Также вводили яды через кожу, обрызгивая и поливая её».В письме из Владимирской тюрьмы в апреле 1953-го он писал: «Моей рукой был уничтожен не один десяток заклятых врагов Советской власти, в том числе националистов всяческого рода (и еврейских) — об этом известно генерал-лейтенанту Судоплатову» — и заверял Берию: готов выполнить «все Ваши задания на благо нашей могучей Родины». Меркулов, будучи арестованным, на допросе признал, что лично давал разрешение Майрановскому на применение ядов к 30-40 осужденным, пояснив, что никто, кроме него и Берии, не мог давать таких разрешений.На допросе 27 августа 1953-го Майрановский показал, что участвовал в операциях по устранению людей в ходе тайных встреч на конспиративных квартирах.
Задания получал через Судоплатова. Обсуждение предстоящих акций проходило у Берии или Меркулова и во всех случаях в обсуждении принимал участие Судоплатов, а иногда Эйтингон и Филимонов. Как пояснил Майрановский, «мне никогда не говорилось, за что то или иное лицо должно быть умерщвлено, и даже не назывались фамилии». Майрановскому организовывали встречу с потенциальной жертвой на конспиративной квартире, и во время еды и выпивки, как он пояснил, «мною подмешивались яды», а иногда предварительно «одурманенное лицо» убивал посредством инъекции. Как сообщил Майрановский, «это несколько десятков человек».После освобождения в начале 1962 года Майрановскому было запрещено жить в Москве, Ленинграде и столицах союзных республик. Последние годы жизни он работал в НИИ в Махачкале. В 1989 году сыновья Майрановского попытались вновь подать прошение о посмертной реабилитации их отца. В своём ответе на это прошение старший помощник Генерального прокурора СССР В.Илюхин писал: «Его (Майрановского) вина в совершении преступлений материалами уголовного дела доказана. Оснований к пересмотру дела и реабилитации Майрановского Г.М. не имеется».
Ольга Барталева
05.11.2017 | 18:37