Красные палачи Одессы: загорали на личных пляжах, убивали за раз по сто человек и пожирали друг друг
Сдув пыль с архивных папок, «Думская» обращается к теме Большого террора 1937-1938 годов.
Мы начинаем новый цикл, посвященный преступлениям советского государства и коммунистической партии, совершенным в Одессе и Одесской области. Первый наш материал – обзорный.
В конце 1937 года массовые убийства начали совершать здесь, на 6-м километре Овидиопольского шоссе
СТАХАНОВЦЫ СМЕРТИ
«Ее тащили за руки, а ноги – по песку. По кочкам. По ямкам. По кореньям. Разинула пасть могильная яма. Посыпались в яму комья мокрого белого песка из-под яловых сапог исполнителей. И увидела она разом всех тех, кого расстреляли сегодня. Теплых еще. Парит яма, отдавая весне тепло человеческих тел. Много в яме. До краев. Все мертвые глаза разом на нее смотрят. На живую. Пока живую».
Думаете, публицист Виктор Суворов, которому принадлежат эти строки, нафантазировал? Допустил художественное преувеличение? Ничуть. Все так и было – яловые сапоги пьяных палачей и ямы, до краев заполненные трупами…
Только на территории Одессы активисты «Мемориала» и других организаций обнаружили 17 мест массовых захоронений жертв сталинских репрессий. Самая крупная находка была сделана в 2007 году. На шестом километре Овидиопольского шоссе, возле торгового центра «Метро», из братской могилы извлекли останки 1086 человек. Большинство были убиты пистолетными выстрелами в затылок. О том, что это жертвы именно сталинских репрессий, свидетельствует многое: и характер убийства, и орудия – в основном это револьверы системы Нагана, хотя находят и патроны от малокалиберного оружия.
Но куда больше, чем найденные безымянные могилы, говорят документы.
Полезная для потомков особенность советского тоталитарного режима – его тотальная забюрократизированность. Каждый чих партийные функционеры, чиновники и спецслужбисты подкрепляли бумажками. И большинство этих бумажек сохранилось в архивах. Которые – слава декоммунизации! – открыты сегодня для всех желающих. Было бы желание. Что важно, доступен весь массив документов, от решений первого и вторых лиц государства до всяких справок, описей и записок от рядовых исполнителей. Массив этот настолько огромен и разнообразен, что говорить о какой-либо фальсификации исторических источников могут лишь самые неадекватные сторонники теории заговора.
Мы сидим в тесной комнатке читального зала отраслевого государственного архива Службы безопасности Украины, что на улице Золотоворотской в Киеве, в квартале от основного городка СБУ на Владимирской. Это самое сердце нашей столицы и исторический центр восточнославянской цивилизации – Город Ярослава. Несмотря на то, что архив делит одно здание с еще десятком подразделений украинской спецслужбы, попасть в него несложно. Нужно лишь направить запрос и, получив ответ с необходимой информацией о фондах-описях, содержащих искомое, предупредить сотрудников о своем визите. Еще полчаса-час займет оформление карточки-пропуска, и вуаля – вы попадаете в святая святых, где можно узнать самые страшные секреты почившей в бозе империи зла.
Пухлые папки, пожелтевшие листы бумаги, исписанные жутким советским канцелярским волапюком. Протоколы, акты, справки, стенограммы, аккуратные конвертики с черно-белыми фотографиями небритых, встревоженных людей. Папки снабжены грифами «секретно», поверх которых поставлен уже украинский штамп «розсекречено».
Вопреки ожиданиям, протоколы допросов не залиты пятнами крови: оно и немудрено, ведь писали их следователи уже после «бесед» с арестованными. Но и без пятен все ясно.
Масштабы войны, которую режим вел против народа, ужасают. Вот, скажем, Акт, составленный 9-10 августа 1937 года, в 24:00, комендантом одесского облуправления НКВД лейтенантом госбезопасности Лелеткиным и ответственными дежурными по управлению тов. Волошиным и Лупаном (дежурных двое, потому что документ писали на изломе суток). Согласно ему, в тот день лейтенант ГБ Лелеткин умертвил 100 человек, которых постановили предать высшей мере на первом заседании одесской областной тройки в рамках так называемой «операции по репрессированию бывших кулаков, активных антисоветских элементов и уголовников».
Операция эта была начата по приказу народного комиссара внутренних дел Ежова №00447 от 30 июля 1937 года. Сталин тогда приступил к методичному уничтожению всех явных, скрытых и потенциальных врагов своей империи. И так получилось, что под определение «враг» попал значительный процент населения страны. А поскольку четких критериев не было, в зоне риска оказались все, от рядовых колхозников до ближайших соратников вождя.
Выполняя решения областной тройки и всесоюзной двойки (по самым важным делам «шпионов» и «диверсантов» к смертной казни приговаривала особая внесудебная комиссия, состоявшая из наркома и прокурора СССР), Лев Лелеткин, который был главным палачом одесского управления весь 1937 год, «работал» не покладая рук. По-стахановски. Массовые убийства совершались раз в два-три дня. Иногда казнили «всего» 10-15 человек, иногда чуть больше, а иногда, как, скажем, 15 декабря 1937 года – сразу 94. Рекорд, впрочем, поставил не Лелеткин, а его преемник на посту коменданта УНКВД Иванов, который однажды расстрелял за сутки 140 (!) человек.
И еще для понимания масштабов: в период с 21 сентября по 2 ноября 1938 года одесской тройкой НКВД было осуждено 2094 человека. Подавляющее большинство – почти 2 тысячи человек – приговорили к высшей мере наказания. И тут же казнили.
В основном это были самые обычные люди: колхозники, рабочие, инженеры, учителя, — которых власть посчитала опасными для себя. Первыми попали в жернова репрессивной машины те, кто так или иначе проявил нелояльность к режиму еще в годы революции и гражданской войны: члены дореволюционных партий, солдаты белых и украинских армий, участники крестьянских восстаний. И неважно, что большинство из них уже подвергались наказаниям или были амнистированы. Бывший эсер? Пожалуйте в застенок!
Во вторую очередь шли раскулаченные, вернувшиеся в родные места. Их тоже считали неблагонадежными и либо стирали в лагерную пыль, либо сразу ликвидировали. Ну а потом система пошла вразнос и начала мочить всех, включая собственных адептов. Включая палачей.
В 1937-1938-м годах три раза был уничтожен в полном смысле этого слова одесский обком ВКП(б). Шлепнули трех первых секретарей – Евгения Вегера, Дмитрия Евтушенко, Николая Кондакова, их заместителей, большинство секретарей горкомов и райкомов, а кое-где даже уборщиц. Из пяти руководителей областного управления НКВД этого периода – Александра Розанова-Розенбардта, Григория Гришина-Клювганта, Николая Федорова, Дмитрия Гречухина, Павла Киселева, Сергея Гапонова, — сумел выжить только последний. Родившегося в Енакиево сталинского выдвиженца 1920-х Гапонова арестовали в январе 1941 года в Таганроге, потом с началом войны эвакуировали в Сибирь, где год спустя освободили и зачислили в Красную армию интендантом. Кровавый убийца, на совести которого сотни смертей, он благополучно пережил войну, работал в «Киевгорсвете» на ответственных должностях и умер в брежневское время уважаемым человеком. Никто никогда не пытался ему отомстить, и, наверное, он хорошо спал. Без снов…
ШУТНИКИ, ИНТЕЛЛИГЕНТЫ И НАЦМЕНЫ
В предвоенные годы у одессита было куда больше шансов попасть в подвалы здания УНКВД на Маразлиевской (Энгельса), чем стать участником ДТП. Арестовывали, а потом убивали за анекдоты, за критические высказывания на партийных и профсоюзных собраниях, за ошибки на производстве, которые называли «вредительством» и «саботажем». Протоколы заседаний одесской тройки изобилуют историями людей, которых отправили на тот свет из-за подохших кур, пораженной какой-то болезнью пшеницы, неправильно покрашенных заборов и сломавшихся автомобилей. Одного профессора Водного арестовали за то, что он слишком строго относился к студентам «рабоче-крестьянского происхождения» и отказывался ставить им зачеты за просто так. Обвинили во вредительском создании помех для будущих инженерных кадров.
Лощеную одесскую интеллигенцию втоптали в грязь яловым сапожищем. Опустели театры и музеи, притихли вузовские аудитории и редакции газет. Интеллигенция трепыхалась, извивалась и тщетно пыталась избежать неизбежного. Стучали друг на друга все. «Большевистское знамя», будущий «Юг», засыпала чекистов доносами и публиковала разгромные статьи на партийцев, после которых тех арестовывали. Но и это не помогло. Редакцию зачистили так, что она была вынуждена брать в редакторы полуграмотных рабочих. А потом и тех пустили в расход…
Еще в 1937-м активно геноцидили национальные меньшинства. Мы напишем об этом отдельно, но, чтобы вы понимали, 80 лет назад быть немцем, болгарином или поляком в нашем прекрасном «многононациональном» городе было не просто опасно, а смертельно опасно. Расстрельные списки полны Шульцев и Шумахеров, Сикорских и Ковальских… Украинцам было полегче, но и они рисковали в один прекрасный день оказаться «агентами Коновальца» со всеми вытекающими. Скажем, в конце 1937-го чекисты «обнаружили» в университете (нынешний ОНУ имени Мечникова), педагогическом и медицинском институтах некую «Военно-националистическую организацию Одессу», которую якобы создали украинские националисты совместно с сионистами и эсеровским подпольем. Для раскрутки дела использовали доносы обиженных преподавателями студентов. Всего было арестовано 40 человек, в основном украинцев и евреев (хотя были и греки с белорусами). Большую часть расстреляли…
Одних немцев в УССР репрессировали больше 25 тысяч. Причем, что характерно, процент расстрелянных у них был выше, чем в других национальных группах: по данным «Одесского мемориала», пулю в затылок получил каждый второй из арестованных немцев (остальных направили в лагеря и на спецпоселение, где многие погибли от голода и болезней). У русских, евреев, поляков и украинцев этот показатель составлял 28-33%.
Где именно чекисты творили свое кровавое дело, точной информации нет. В архивных документах места расстрелов не фигурируют, и все, чем располагают исследователи, — это обнаруженные братские могилы убиенных и косвенные свидетельства. Судя по всему, в двадцатых расстрелы происходили в подвале здания управления НКВД на Энгельса (Маразлиевской), 40 – том самом, которое осенью 1941-го года взорвал отряд Молодцова-Бадаева, дав оккупантам повод для очередной серии массовых убийств.
В тридцатых казни начали совершать в подвалах Тюремного замка на Водопроводной, где сейчас СИЗО. Тела зарывали на 135-м участке Второго христианского кладбища. Благо, везти далеко не надо: перенес через дорогу, и вот он, погост. В 1990-х на этом участке нашли братскую могилу с останками 170 человек.
В разгар террора закапывать убитых на гражданском кладбище, куда имели доступ обычные люди, посчитали, видимо, политически нецелесообразным. Да и темпы палачи взяли такие, что никакого кладбища не хватило бы. Тогда для «спецзахоронений» выделили территорию за городом. Именно ее, судя по всему, и нашли десять лет назад на шестом километре Овидиопольской дороги. В начале тридцатых там была свалка. Участок расчистили, поставили вокруг забор с колючей проволокой, организовали охрану. Казнили наверняка там же. Днем рыли котлован, ночью привозили в крытых грузовиках обреченных, быстро стреляли и до утра закапывали.
Голосування
18 (30%)
Автор
Тема: 9травня - день перемоги та визволення чи чергова окупація??? (Прочитано 160001 раз)